Мне не довелось побывать в Мурманске, но кое-что я о нем знаю. Например, там очень красивое лето. И, возможно, его быстротечность и есть причина той спешки взрастания, цветения и увядания природы, которое свойственно этим северным широтам. Летом солнце по краю горизонта ходит, но не прячется, не скрывается. А зимой в Мурманске бывают бураны, да такие, что на расстоянии вытянутой руки ничего не видно.

Такие бураны любит учитель года Санкт-Петербурга – 2013, учитель биологии лицея №533 Сергей Софенко. Это он нарисовал мне Мурманск легкими и изящными мазками. По-другому, наверное, и не получилось бы, ведь прожито в городе на берегу Баренцева моря более 30 лет. Это город детства и юности. Поэтому первый вопрос, который приходит на ум, не скучает ли Сергей Алексеевич по этой мурманской природной скороспелости.

— Скучаю, но больше по людям. Все восемь лет, как я там не живу, езжу в гости, по знакомым местам пройтись, в гимназию №2 заглянуть, где учился и работал. Там до сих пор работает моя учительница Галина Евгеньевна Свиридова. Она меня многому научила. Я до сих пор помню один случай. В пятом классе у меня украли фломастеры, по тем временам большую редкость. Стою, плачу от обиды. И хотя ко мне подходили разные взрослые люди, успокоиться не мог. А потом подошла Галина Евгеньевна, и я не помню, что она сказала, но на душе сразу стало тепло, слезы высохли, и кража перестала казаться трагедией всей жизни.

Когда я уже пришел в школу работать, то спросил у Галины Евгеньевны, что же она мне тогда сказала. Она ответила, что не помнит, но точно знает, что в подобной ситуации всегда представляет на месте страдальца своих детей.

Сейчас я, умудренный опытом, понимаю, что этот прием — прямой путь к профессиональному выгоранию, но иногда в критической ситуации он помогает поступить так, как поступил бы со своим ребенком. Мне повезло, что в моей гимназии таких учителей было большинство.

— Сергей Алексеевич, не этот ли случай вывел вас на учительскую стезю?

— Начнем с того, что я вообще не собирался быть учителем, а хотел стать врачом. У меня в семье все врачи, и все к этому шло. Однако на вопрос, бывают ли в педагогике случайные люди, у меня есть ответ: бывают, и я один из них. Я женат во второй раз, но и бывшая жена, и нынешняя жена  — учительницы. Первая жена была учительницей начальных классов, и ей как-то нужно было помочь отвезти детей в зоопарк. Естественно, она обратилась ко мне. И когда мы с детьми пришли в зоопарк, я почувствовал, что дети тянутся ко мне, задают вопросы, слушают, и, главное, видно, что им интересно. Так и началось мое восхождение к педагогической профессии — с зоопарка.

А если возвращаться в детство, то все одноклассники знали, что я хочу быть врачом. При этом я был отличником, консультантом, всем все понятно объяснял, и та же Галина Евгеньевна однажды сказала: «Сережа, у тебя педагогический талант». Я ей ответил: «Галина Евгеньевна, вы знаете, при всем уважении к учительскому труду педагогика — это не мое!»

— Вот уж, наверное, ваша учительница улыбается, вспоминая это?

— Еще как улыбается, и когда мы с ней встречаемся, всегда говорим про этот классный час, посвященный профессиям.

— А родители легко смирились с тем, что вы не будете врачом?

— Мои родители — мудрые люди. Всю мою несознательную жизнь они ко мне прислушивались.

Коварное «почему»

Примечательно, что того принципа интересности детям, который так неожиданно проявился в зоопарке, Сергей Софенко придерживается и до сих пор. Ребенку должно быть интересно на уроке, и точка, убежден он. Причем дело даже не в мотивации, а в форме подачи материала.

— Для меня, например, подготовка к уроку не составляет большого труда, потому что я в школе очень давно и все помню наизусть, поэтому знаю, какую теорию нести детям и как это делать. Но, приходя в класс, каждый раз задумываешься, а как детей расшевелить, чтобы они начали слушать. Ведь знания тогда можно вкладывать, когда начнут слушать. Иначе нельзя. Важно зацепить в начале урока. И поэтому при подготовке каждого урока думаешь, чем бы таким интересным и, главное, полезным увлечь детей. Сейчас мы с восьмиклассниками изучаем анатомию. Недавно проходили гигиену органов дыхания. Можно по-разному рассказать про курение, про воздух, но я всегда веду разговор об этом, отталкиваясь от самих детей. Помните одно из правил Глеба Жеглова: начни разговор на тему, близкую человеку, и постепенно приди к разговору о нем самом. Человек, если заинтересуется, готов к восприятию нового. Вот и детям важно, пока они широко раскрыли глаза, вложить тот материал, который предусмотрен программой.

Помню, подрабатывая, как-то давал урок в чужой школе, и ко мне на урок пришла директор. Тема у девятиклассников была «Головной мозг». Стоит пояснить, что класс был совсем безликий. Поэтому я минут 20 в начале урока рассказывал о мозге Владимира Ильича Ленина, о том, как возник Институт мозга, какие работы проводились раньше, что интересного проводится сейчас, и когда ребятам стало интересно, когда они включились в работу, мы уже пошли разбирать зоны мозга.

Директор, обсуждая мой урок, похвалила его, но заметила, что не была проведена лабораторная работа. Я возразил: моей задачей было прежде всего увлечь детей, а созерцать муляж можно позже. Главное, что дети из урока что-то вынесли, что-то запомнили. Так что подходы бывают разные, и в том числе такие: выдать информацию, провести лабораторную работу. Иногда слышишь: прихожу в школу дать знания. А что такое «дать знания»? А может, ребенок не хочет их получать? Ведь все знают: если больной не настроен на выздоровление, толку не будет. Так же и в школе. Не надо пытаться чему-то научить, нужно войти в положение ребенка, выяснить общий уровень, что знают, что интересно, а потом уже обменяться опытом, потому что и дети обладают любопытной информацией, и пусть она часто на уровне сплетен, но и это нужно, ведь такую информацию можно или опровергнуть, или подтвердить. Урок, на мой взгляд, — это не передача знаний, а обмен знаниями.

— Ваш урок предполагает дискуссионный формат?

— Да, где-то можно подискутировать, но там, где я четко знаю, что других мнений быть не может, сразу говорю об этом.

— А как сами дети на такой формат реагируют? Им нравится? Или лучше вкладывать знания, их не спрашивая?

— Не спрашивая, через не хочу можно только к ЕГЭ готовить, а если мы хотим воспитать ребенка, который будет ориентироваться в мире, которому будет интересен этот мир, то тогда нужно работать в диалоге. Я вообще считаю, что, если мы за шесть лет изучения биологии в школе привьем ребенку мысль о том, что жизнь уникальна, неповторима и хрупка, одно это уже большое педагогическое достижение. Особенно отрадно будет, если эта мысль не станет лозунгом, а поселится в душе. А на нее уже, как на основную человеческую ценность, будет крепиться вся остальная жизненная философия. Между прочим, если это понять, любой предмет будет усваиваться лучше, даже математика. Как связаны биология с математикой? Да очень просто. Математические законы незыблемы, но в биологии то же самое, просто в математике наглядный язык цифр, а в биологии все должно прийти через понимание. Это трудная задача, но она решаема.

— Но, Сергей Алексеевич, в силу подросткового максимализма, когда у детей имеется некое безрассудство, трудно втолковать им, что жизнь уникальна!

— Нужно дать им возможность самим это почувствовать.

— А как дать почувствовать, что они неповторимы и каждый из них бесценен?

— Во-первых, не на все вопросы в биологии надо давать точный ответ. Например, на моем конкурсном уроке в Москве мы разбирали гипотезы возникновения жизни. Их несколько — божественное сотворение, биохимическая эволюция, панспермия (привнесено из космоса), гипотеза самопроизвольного зарождения и т. д. Все это гипотезы, ни одна из них не была подтверждена окончательно. Обычно в школе предлагают биохимическую гипотезу, но я как раз вижу, что на этом материале можно показать уникальность жизни, ее неповторимость и хрупкость. Ведь мы так и не знаем, как появилась жизнь на Земле, а раз не знаем, то в случае ее исчезновения у нас не будет рецепта для ее восстановления. Поэтому мы в течение урока занимаемся не столько наукой, сколько размышлениями на эту тему. Для того чтобы у детей было ощущение, что не на все вопросы должны быть однозначные ответы, я развожу понятия «как» и «почему». О любом явлении или событии можно рассказать «как» (например, как закипела вода в чайнике — преобразование электрической энергии в тепловую, изменение температуры, переход из одного физического состояния в другое) и «почему» (почему чайник закипел — я его включил). На вопрос «как» мы рассматриваем гипотезы возникновения жизни, а на вопрос «почему» ответа нет.

Отпустить и забыть

— Больше всего я люблю урок открытых мыслей, — говорит Сергей Алексеевич. — Это не всегда возможно, но когда речь идет о личностях ученых, об их личных поступках, то такая форма урока имеет воспитательный эффект. Я спрашиваю у ребят, как бы они поступили в той или иной ситуации. Например, стали бы спасать ценные семена в Институте растениеводства во время блокады Ленинграда, как это делали ученые?

— И что отвечают ребята?

— Сначала выдают ответы, которые, как им кажется, я ожидаю. Отвечают, что это подвиг. Тогда мы пробуем представить ситуацию в магазине «О,кей», где на полках ничего нет. И вот когда дети начинают пропускать ситуацию через себя, они начинают избегать однозначных оценок, начинают думать. Нельзя лакировать жизнь, но и нельзя скатываться в «чернуху». Жизнь не черно-белая, она цветная. Поэтому многие вопросы должны оставаться открытыми.

— Вы вступаете в противоборство с теми людьми, кто утверждает, что сегодняшние дети не умеют думать и у них фрагментарное мышление.

— Это не так. Время нам диктует пользоваться Интернетом, это действительно хороший источник информации, и я сам им пользуюсь с удовольствием, и не против, когда дети им по необходимости пользуются на уроке, но лучше проверить, что может голова. Ведь в некоторых ситуациях ей машина совсем не помощник. Все дети по-своему замечательны, просто в школе мы не успеваем всех открыть.

— Сергей Алексеевич, а вам не предлагали стать директором школы?

— Я сейчас руковожу воспитательной работой, но возглавлять образовательную организацию не хочу. Хочу иметь поле для творческой деятельности.

— Свобода творчества — это важно для педагога?

— Мне кажется, без свободы тебя не будут любить дети. Хотя для кого-то важно сделать все по бумажкам, и для него это и есть творческий процесс. Кто-то ведь реализуется, становясь винтиком в чужой схеме. Учителя тоже должны быть разными. Мне приятно, когда дети больше меня знают.

— Это не ставит вас в тупик?

— Сейчас нет, а поначалу, в 19 лет, когда только-только пришел в школу, реагировал на это. Сейчас благодарю за все новое, что получаю от детей.

— И чему же вас дети научили?

— Отпускать ситуацию. Особенно запутанную, застарелую. Отпустить, и пусть сама решится.

Честно говоря, этот детский приемчик от Сергея Софенко мне очень понравился. А правда, отпустить, что ли, все взрослые переживания и терзания и остаться свободной и легкой, как птица. И подняться ввысь. И увидеть мир. В виде цветастого ковра. В виде необозримого простора. В виде открытого вопроса.