Компьютер подает сигнал — в почтовый ящик падает новое письмо. Это Егор прислал мне свой первый музыкальный трек. Не вникая в слова и оттенки авторской музыки, не оценивая качество записи в домашней студии, пытаюсь окунуться в настроение. Ведь самым важным, о чем мне должны поведать эти три с половиной минуты, является новое, куда более светлое, надеюсь, отношение Егора к жизни.

Мы встретились с ним в летнем лагере. Сирота, подросток с ограниченными возможностями здоровья, одним словом, ребенок группы риска. В то время я еще мало смыслил в научной терминологии и психологии, но был полон энтузиазма, а потому без тени сомнения, ведомый лишь юношеской интуицией и задором неофита, воскликнул, что с мальчишкой все будет хорошо, теперь для него начнется новая жизнь. На деле все оказалось куда сложнее, нас ждали тупики и неожиданные повороты. И за каждым — тьма, непроглядный мрак безысходности и пессимизма, переполнявшие ребенка. Жизнь звучала для него депрессивным рэпом. Но в то же самое время этот рэп с его четким ритмом не позволял Егору окончательно опуститься на дно отчаяния. И нас он сблизил невероятно. Мы собирались в импровизированной студии, вместе работали над текстами, подбирали удачные, точные обороты, много разговаривали, философствовали, мечтали. И Егор начал оживать, неожиданно в нем проснулся неподдельный интерес к окружающему миру. Пусть ненадолго, несмело, но он стал выходить из своей раковины на свет.

…Это тот случай, когда любые отчеты и мониторинги будут лишними. Есть Егор, есть музыкальные треки, которые он отправляет мне по электронной почте, есть его жизнь, которая, верю, уже никогда не будет прежней. И больше тут ничего не скажешь…