Иногда история представляется огромной коммунальной квартирой, где есть широкий общий коридор с комнатами по обе стороны. И хотя двери в комнаты по коммунальному обычаю крепко заперты, увлеченному историей путешественнику ничего не стоит заглянуть за каждую из них. Что он там увидит, зависит от его мировоззрения и опыта, но точно известно, что за дверями этой сочиненной «коммуналки» — сюжеты, события, эпохи. Здесь политика идет рука об руку с драматическим искусством, экономика переплетается с кинематографом, философия питает литературу. Это мир бесконечной жизненной паутины и невероятных, но воплощенных сценариев. Поэтому истинным историкам непонятно безразличие некоторых жителей или гостей «коммунальной квартиры» к ней самой. Ее можно не любить, считают они, но хозяев той или иной «комнаты» знать необходимо.

Перед Анной ЩУКИНОЙ, учителем истории и обществознания гимназии № 157 имени принцессы Е.М.Ольденбургской, победителем конкурса «Учитель года Санкт-Петербурга – 2015», выбора «любить — не любить» не стояло. Любовь к истории пришла рано и осталась на всю жизнь. Тень сомнения мелькнула только перед поступлением в Пермский государственный университет: философия или история? Но эта остановка на распутье была столь мгновенной, что о ней почти уже не помнится.

Точно так же, как в ситуации с историей, было изначально понятно, что Анна станет педагогом. Мама — учительница, папа — преподаватель вуза. Дочка спала в окружении книжных полок и была этим чрезвычайно довольна. Книги с их неутомимыми, бессмертными персонажами волновали, манили, успокаивали и помогали. Еще не умея читать названия романов, маленькая Аня уже знала, где какой из них расположен. Мало того, мама, сохранившая смешные детские выражения дочери, показала ей как-то запись, где Аня заявляет, что собирается стать учителем и воспитывать маму. В общем, если объяснять все просто, то других примеров у девочки перед глазами не было. Поэтому никто не поколебал ее уверенности в том, что все дети сначала играют в профессии родителей, а потом выбирают их в качестве своей.

Собственно, педагогическая практика на последнем курсе университета подтвердила, что ее выбор верен. Правда, до педпрактики был еще один пробный шаг, когда Анна читала спецкурс по истории в старших классах лицея, в котором училась сама. Как опытный педагог, сделать это посоветовала мама. Задачей без пяти минут учительницы истории стало разработать тему по истории и прочитать ее старшеклассникам. Анна взяла Средние века, их общественные группы и мировоззрение представителей этих общественных групп. Опыта не было, признается она, поэтому часто приходилось импровизировать. Но не в плане содержания материала, а в плане его подачи. Хотя история, поясняет Анна, такая наука, где и в плане содержания много спорных моментов. С ее точки зрения, история должна научить видеть разные стороны одного и того же события, плюсы и минусы для разных участников. Например, история научила ее пониманию того, что в мире нет черного и белого, а есть серое. А также осознанию того, что в большинстве случаев, если говорить о глобальных событиях, польза для государства часто оборачивается трагедией для простого человека. Но как историк, она научилась абстрагироваться от эмоциональной стороны дела, ну а дети события давно минувших дней воспринимают пока как легенды и сказки, что вполне в духе подростковой психологии. Правда, каверзные вопросы задавать они все-таки пытались и очень удивлялись, что молодая учительница отвечала на них искренне, умно и с научной точки зрения.

Что и говорить, этот спецкурс сильно помог будущей выпускнице. По крайней мере ей было легко проходить преддипломную педагогическую практику опять же в своем бывшем лицее. И это тем более было полезно, потому что уроки проводились как в профильных, так и в непрофильных классах. То есть приходилось работать как с мотивированными на поступление на истфак детьми, так и с технически ориентированными ребятами.

Давно понятна позиция Анны в отношении истории, понятно ее пристрастие к ней, но все равно никак не удержаться от вопроса, который кажется таким же каверзным, как и несколько лет назад заданный детьми: что для нее история, неужели можно по-настоящему любить это нагромождение дат и событий?

— Нет-нет, — торопится опровергнуть неверное определение собеседница, — в истории не может быть хаоса. История — это причинно-следственные связи, здесь одно вытекает из другого. Здесь есть система и есть определенная повторяемость. Не точь-в-точь, не слово в слово, поскольку действуют люди, а повторяемость действий в разных политических и экономических обстоятельствах. Мне история интересна своей противоречивостью, парадоксальностью, изначальной трагичностью, потому что интересы государства и личности очень редко совпадают.

В истории всегда полутона. Да, мы помним, что фашизм — это, безусловно, плохо, но парадокс в том, что если мы вспомним Германию и условия, в которых фашистская партия приходила к власти, то для определенной категории населения эта программа была спасительной. Если уходить от моральной стороны, то интересно смотреть, как эти парадоксы цепляются друг за друга и выстраивается своеобразный танец.

Меня манит философичность истории. Интересно смотреть, как взаимодействуют большое историческое пространство и личность. Интересен извечный спор, может ли личность изменить историю? Одни считают, что может, другие, что нет. Но главное, как мне кажется, в другом: как та или иная личность повела себя в тех или иных обстоятельствах, какой она сделала выбор? И здесь история — театр, литература, кино в одном лице. Этот сериал с потрясающими персонажами можно смотреть без конца.

— А вы как считаете, может личность изменить историю?

— Я придерживаюсь мнения, что если предпосылки есть, то личность в глобальном смысле может повлиять на историю. Хотя в истории бывали ситуации, когда, если обществу требовался герой, оно его рисовало, придумывало, создавало.

Что касается повторяемости исторических событий, то, мне кажется, это связано с тем, что какая-то страна не учла какие-то свои уроки, ничего не изменила, не сделала другой выбор. Сценарные ходы повторяются, потому что не меняется сознание.

— А может, его и невозможно поменять?

— Но мы же сумели подчинить огонь. Получение огня — это преодоление себя, преодоление инстинкта, потому что любое животное боится огня. А человек преодолел этот страх. С точки зрения эволюционного развития это поменяло сознание. И масса возможностей открылась от этого преодоления. На мой взгляд, весь смысл развития в таких преодолениях, даже пусть минимальных. Если это переносить на педагогику, то моя задача — сделать так, чтобы ребенок смог себя в чем-то преодолеть. Стать на секунду лучше, смелее, веселее, чем был до этого.

— И получается?

— Если говорить об отношениях с классом, то здесь ребята влияют на меня, а я на них. Мне очень повезло с детьми. Они замечательные. В прошлом году у меня совпало: выпуск 11-го класса, выпуск детей, которые сдают историю и обществознание как профильные, участие в городском этапе конкурса «Учитель года – 2014». Но дети меня очень поддержали в том плане, что откликались на все мои педагогические эксперименты, поднимали настроение.

Надо заметить, что Анна всегда считала себя домашним ребенком, окруженным любовью и заботой и не склонным совершать революционные поступки. Однако без кардинального решения в ее жизни все-таки не обошлось. По окончании вуза она взяла и уехала из родной Перми в Петербург. Конечно, не последнюю роль сыграли личные отношения. Хотя потом, уже переехав, она поняла для себя, что, если бы личные отношения позвали, к примеру, в Москву, она бы не поехала. Подсознательное решение находиться в этой культурной среде, в эмоционально-эстетической атмосфере этого города сыграло свою роль. Уже 9-й год Анна живет и работает в Петербурге, и ни разу не было мысли вернуться обратно. Даже несмотря на ощущение, что разрывается между двумя городами. В Перми — родители и друзья, в Петербурге — работа и семья. Но как уехать обратно, если до работы твой маршрут лежит мимо Манежа, Адмиралтейского сада, Исаакиевского собора? И можно, стоя в пробке, смотреть на протыкающие серое петербургское небо шпили, на охотничью карусель чаек над Невой, на скверики, покрытые дождем, и желтоликие прямоугольники окон. Можно видеть закатный пурпур крыш и рассветное золото соборов. Это неприметное, но магнетическое очарование города, его парадоксальность, непредсказуемость и неповторимость, держит ее в своей власти все эти годы. Именно оно помогло преодолеть в первые годы ощущение одиночества и тоски. Анна без устали гуляла по Петербургу, и эти ставшие обязательными прогулки привели к тому, что обнаружились места, ставшие близкими и родными.

С легкостью искусного экскурсовода она рассказывает о любимом уголке Петербурга — Коломне. Для Анны это светлое, нежное местечко, где много дворов с завораживающими поворотами, проходами, каналов с их речной прохладой, соборов. Коломна приютилась у большой воды, и вечный ее атрибут — мосты и мостики и ветер с привкусом моря.

Еще одно заветное местечко — колоннада Исаакиевского собора. Когда у них с мужем плохое настроение, они поднимаются наверх и любуются оттуда панорамой города. А есть еще место, куда, как считает Анна, обязательно нужно прийти. Это Башня грифонов во дворе аптеки Пеля на Васильевском острове. Как гласят местные мифы, кирпичная труба осталась от его лаборатории. Аптекарь занимался алхимией, нашел суперкод бытия, который все объясняет, зашифровал его в цифрах и написал на башне. А чтобы код не достался злым людям, поставил охранять башню грифонов. Конечно, это не могло не стать местом поклонения, загадывания желаний, причем, говорят, истинные, добрые желания всегда сбываются. Жаль только, что жители дома закрыли двор и покрасили башню. Посторонним туда теперь вход воспрещен.

Исторические примеры нам часто показывают, что верность — качество, какое человек всегда ценит, но не всегда им обладает. Анна в этом отношении приятное исключение. Ее верность истории прошла испытание и чужим городом, и новой школой с новым коллективом, и, конечно, временем. Даже если бы жизнь побежала вспять, она бы все равно выбрала историю как науку наук. И преподавать она стала бы только ее. Потому что по большому счету научиться истории нельзя. Это процесс, не имеющий финальной точки. Он позволяет видеть мир в целом и в то же время сосредотачиваться на одном-единственном поворотном событии. И обыгрывать его, и предполагать, и домысливать.

Мало того, для Анны школа — это самое удачное место для историка. Потому что здесь можно применить свой творческий запал. Школа не навязывает один тип деятельности. Можно и обучать, и творить, и обучать, творя. В том числе и на уроке. Ведь можно урок дать по-разному, можно, скажем, тему войны дать через отношения государства и человека, а можно через человеческий выбор. Информация одна, а акценты разные. Это та свобода творчества, о которой мечтают многие художники. Анна ее обрела. И, возможно, это ее награда за истинную верность истории.