Ее красивое имя ассоциируется со словом «комета». Яркий росчерк на полотне Вселенной, миллионы разлетевшихся сверкающих осколков, долгий пульсирующий свет. Ах да, конечно, ее имя еще ассоциируется со словом «свет». Вот как это могло бы звучать: Анета — полная света комета. Жаль, что при всем желании нельзя связать петелькой рифмы ее имя и слово «фейерверк». Но и без рифмы, содержательно, это так. Бывают ведь люди-катастрофы, люди-острова, люди-книги, а она человек-праздник. Причем не детский утренник с нарочитым сюсюканьем, а, скажем, настоящий, волшебный, с чудесами и преображением Ивана Купалы.

Этот дар — искристость — ей передал отец. Как рассказывает учитель русского языка и литературы лицея № 8 Майкопа, учитель года Республики Адыгея – 2014 Анета Литвинова, отец у нее был истинный самородок. Человек от сохи, от земли, он обладал множеством талантов. Например, писал такой удивительной, тонкой вязью, какой при царе Иване Грозном писали писари. Откуда такая филигрань у сироты — ребенка войны, недоумевали все. Мало того, отец Анеты играл на всех музыкальных инструментах. Причем как взял инструмент в руки, так и начинал на нем «виртуозничать». Артистичность была дана ему свыше, уверена наша героиня. А если она в крови у главного корня, то почему артистичность должна обойти стороной остальные ветви древа? Она и не обошла. Просто приняла причудливые формы.

Как признается Анета, она попробовала себя практически во всех ипостасях и жанрах. К примеру, занималась гимнастикой, бальными и народными танцами, борьбой, училась в музыкальной школе. Единственное, куда девочка не ходила, — это художественная школа. Надо отдать должное маленькой творческой натуре, она была глубоко убеждена, что художественного дара у нее нет.

Понятно, что, как многие девочки ее возраста, Анета мечтала танцевать. Причем танцевать не где-нибудь, а в танцевальном коллективе — ансамбле «Нальмес», который был визитной карточкой республики. Любопытно, что «Нальмес» в переводе значит «Красавица».

Условия поступления туда были не то что жесткие, а очень жесткие. Выбирали сообразно росту и даже размеру ноги, потому что картинка для зрителя должна была быть идеальная. Ни одного из параметров, необходимых для поступления в знаменитый ансамбль, у Анеты не было, кроме безудержного желания танцевать на сцене.

Ей тогда сказали: «Деточка, ты очень талантлива, но у тебя будет всего два жанровых танца, где ты будешь выступать в роли комического персонажа — малышки-неудачницы». Как говорится, что имеем, от того и танцуем. И Анета, в снах видевшая себя на всевозможных сценах всевозможных городов мира, ответила твердым... «нет». Потому что посмеяться она могла и дома, а делать это своей профессией, увольте. Так и не сбылась ее заветная мечта — стать участницей ансамбля «Нальмес».

Зато детский опыт пребывания в различных кружках и секциях пригодился ей в будущей профессии — педагога. Например, поставить какой-то танец, написать афишу, сыграть роль. Что касается последней, то здесь есть одно негласное правило — Анета Хамедовна всегда должна быть на сцене с детьми и у нее всегда есть своя, пусть крошечная, но роль. Это правило придумала не она, а сама жизнь. А получилось все так: однажды в школьном театральном коллективе ставили пьесу Леонида Филатова «Сказ про Федота-стрельца, удалого молодца». И ребенок, который должен был играть царя, за два дня до премьеры, когда уже сшиты костюмы, сказал, что играть не будет. Не важно уже, что за причина у него была, но выбора не оставалось. Нужно было выучить роль за два дня. Не детей же заставлять. В общем, Анета выучила за ночь реплики царя, наклеила бороду, наложила грим и вышла на сцену. И не жалеет об этом ни секунды. Если бы не эта ситуация, если бы не отказавшийся мальчик, она бы никогда в жизни не почувствовала, что значит играть со своими учениками на сцене.

— Я за это благодарна судьбе, — поверяет свое сокровенное Анета. — И еще за то, что эта роль оказалась звездной. Потому что на меня просто сбегались смотреть. Мы тогда заняли со своей постановкой первое место и объехали с ней весь город. А некоторое время спустя пришли коллеги и высказали мне свое недовольство тем, что я работаю только с детьми и игнорирую взрослых. Поэтому мы поставили «Сказ про Федота-стрельца, удалого молодца» и с педагогами.

— Таким образом, искра попала туда, куда надо, и в коллективе началось творческое брожение?

— Вы угадали, я работаю в своем лицее седьмой год, и у нас не было ни одного праздника, где бы мы не устроили педагогический капустник. Мы и «Ночь перед Рождеством» Гоголя ставили все вместе, и в КВН педагогический играли и играем, и частые коллективные выезды делаем. Нам интересно вместе.

— Но ведь это только на пользу профессии.

— Я вам не могу передать, как важно учителю быть артистом. Ведь когда ты входишь в кабинет, в аудиторию, ты притягиваешь к себе внимание. Тебя должны захотеть услышать, а для этого нужно обладать определенными умениями и талантами. Если этого нет, этому нужно учиться.

Вы знаете, кроме того, что я мечтала танцевать, я также лелеяла надежду стать актрисой. Что поделать, 90 процентов девочек живут этими устремлениями. По окончании 9-го класса даже собиралась поступать в театральное училище. Слава богу, не поступила. Говорю это совершенно осознанно, потому что актерская профессия — это нечто иное, совсем не то, что нам чудится в иллюзорном мире мечты.

Уже несколько лет я руковожу школьным театральным коллективом и, когда выхожу на сцену, понимаю — сбылось. Пусть не то, что грезилось, но ведь класс — это самый настоящий театр. Поднимается занавес, и на меня взирают десятки глаз — учеников, родителей, коллег. Я вхожу и говорю: «Здравствуйте!» И с этого начинается любая наша жизненная пьеса.

Может сложиться ложное впечатление, что человек, в котором изначально заложен динамит творчества, юмора, постоянно пребывает в веселом расположении духа и не задумывается о не всегда позитивных процессах, происходящих в реальности. Разумеется, это не так. И копает он глубоко, и видит он далеко, и переживает он сильно. Такова и наша героиня. Ее никогда не оскудевающая тема, естественно, литература. Ее давняя печаль — вынужденная ссылка литературы на задворки подросткового бытия.

— Увы, это уже устоявшаяся тенденция — детская и взрослая публика мало читает. Невероятных усилий стоит учителю и просто думающему человеку предпринять какие-то шаги, для того чтобы хотя бы одного из 25 детей вернуть на путь чтения. Для этого мы, понятно, используем все методы и приемы. Вызываем интерес. Но я не думаю, что это простой путь, потому что я практик и работаю с этим. Однако то, что мы повернулись лицом в сторону света, это правда.

— А почему так важно вернуть к литературе — большой, высокой, глубокой?

— Потому что ничто другое не способно человека изменить, убедить в чем-то важном, взрастить. Ни фильм, ни планшет этого сделать не смогут, только Слово. Со времен Владимира Мономаха, с летописей древнерусских, со словесности древнерусской ничего другого не придумано и вряд ли будет придумано, поэтому сейчас, спустя девять веков, мы возвращаемся к тому, что ниспослало небо Владимиру Мономаху и что он оставил своим детям. Истинно лишь одно — разговор книги и человека.

— А насколько диалогичны дети в школе, как они ведут беседы?

— Уровень диалогической речи у ребят достаточно низок. Я много думала об этом. При всем том, что мы неравнодушные люди, мы своих детей не учим говорить с собой. Они не могут с нами разговаривать, они словесно беспомощны как на уроке, так и в быту, в жизни. К сожалению, мы, учителя, не все можем. Мало того, может быть, именно мы плохо их учим диалогу. Наверное, потому что часто выступаем в роли оратора.

Я во время конкурса много об этом думала. Конечно, великолепен учитель, который хорошо говорит, который знает, что говорит. Он убедителен, грамотен. Я всегда думала, что это крайне важно, ведь ребенок на уроке должен слушать и видеть. Но вот вопрос: что воспринимают дети, когда мы говорим? Я сейчас понимаю: как бы ни был хорош учитель, мы не представляем, какой процент нашей в хорошем смысле пафосной, неравнодушной речи оседает у них, что они запоминают. Мне кажется, здесь может помочь сочетание традиционной и инновационной школ. Хотя эти процессы пока идут сложно. Многие учителя считают, что их подход не нуждается в обновлении. К тому же, чтобы что-то менять, нужны желание, умение, время, а этого всего обычно жаль, особенно что касается себя. Чтобы что-то изменить, нужны мужество, решительность, желание, но не все люди этими качествами обладают.

— Анета, а не было ли мысли переехать в другой регион, где, например, больше возможностей?

— Не могу сказать категорическое «нет». Может быть, в качестве ступеньки роста, но пока я не готова на нее шагнуть. Адыгея — моя родина. Я за две конкурсные недели отсутствия уже по ней затосковала. Здесь мои горы, здесь я могу, проезжая, увидеть маму на балконе. Разве это можно чем-то заменить? И потом, никто не отменял нашу русскую поговорку «Где родился, там и пригодился». Не хочу никого обидеть, но в столичном регионе ты масса, а у себя — жемчужина. У себя ты уникален для тех людей, кто тебя окружает, кто в тебя много вложил. Мне хочется быть с ними. Я питаюсь от своих корней.

Вы не представляете, в каком живописном месте я живу! В переводе Адыгея — это долина яблонь. Весной она превращается в невесту, такое все вокруг белое и благоухающее. Да, я живу в цивилизованном микрорайоне, где высотные дома, супермаркеты, но иной раз с какой-то точки города вдруг открываются пики Кавказских гор, и ты понимаешь, в какой красоте живешь. Я очень боюсь высоты и очень редко выбираюсь в горы, но когда выбираюсь, то вижу, что живу в раю, где летят с вершин водопады, бурлят горные реки, жмутся к горам озерки, ущелья, лепятся на них непроходимые леса. Эта ландшафтная красота живет в воздухе.

Мне нравится говорить о том, что я живу в долине яблонь. Яблоко — это по своей форме символ цикличности мира. Это что-то бесконечное, беспрерывное, правильное. Кроме того, яблоко — это гранит знаний. Не случайно тогда наш адыгейский клуб «Учитель года» — это очень мощное содружество педагогов.

Смотря на Анетино вдохновенное лицо, слушая ее прекрасную, выразительную речь, я думаю, что жизнь часто демонстрирует, что ярким, неординарным людям с ней, с жизнью, приходится вступать в противоборство. Она не очень-то старается защищать своих, без сомнения, самых любимых талантливых детей от невзгод. Может, чтобы лишний раз напомнить: человек, не умеющий от природы летать, но имеющий крылья, должен за этот дар платить вдвойне?

Я спрашиваю Анету, каково ей жить, пропуская все через себя? Она на мгновение задумывается, потом отвечает, что рецепта спасения нет. Что этот рецепт она сама ищет у друзей, наблюдает за людьми. Ее часто ругает мама за то, что дочь отдает слишком много сил, что уходит из школы с мокрой спиной. Но по-другому не получается. Такой она родилась. И такой она нужна людям. Потому что если Анеты где-то долго нет, значит, мир стал скучнее, серее и безрадостнее. Ей звонят и требуют прийти.

— Да вы же сами — лекарство! — восклицаю, догадавшись, я.

— Да, — смеется Анета, — я таблетка от уныния. Так меня и называют, и в тот момент, когда я начинаю лечить людей, исцеляюсь сама. На самом деле никакой тайны в этом нет, каждый из нас просто очень хочет быть нужным людям.

Ну что ж, пусть друзья называют ее таблеткой. Это так же верно, как и то, что мне на ум пришла другая рифма к ее имени. Лето, конечно же, лето! Анета, как лето. Оттого что оно такое славное, такое раздольное и сияющее, его так долго ждешь, мечтаешь о нем. И в этом избытке его зеленого цвета, в щедрости песенных трелей живых существ, в ласке тепла таится неодолимая, несравненная жизненная сила, удивляющая нас и заставляющая вновь и вновь за заплаканным осенним окном ждать лета. И, конечно, света. И далекого, но загадочного и неповторимого штриха кометы.